Бог по умолчанию.
Название: Nymphaea
Автор: Али ДжиДжи
Бета: Нет, любые указания на ошибки - приветствуются.
Количество слов: в процессе
Рейтинг: PG-15
Предупреждение: AU
Сюжет: Древняя Греция. Блэйн встречает на берегу озера нимфу по имени Курт.
От автора: Прошу прощения за задержку в выкладке, у меня были большие проблемы с компьютером. Больше этого не повторится - оставшиеся главы (их всего 2) будут выложены до конца следующей недели)))
От автора 2: Автор честно попытался изучить матчасть, но подозревает, что у него не очень хорошо это вышло. Так что просьба всем историкам, культурологам и поклонникам Древней Греции воспринимать этот текст как альтернативную вселенную
Примечание: В этой главе: Силен - Сэм, Милон - имя известнейшего борца, шумерский мудрец упомянутый вскользь - мистер Шу (Х))))
В Древней Греции хорошая лошадь стоила больше брони.
Метэки - не имеющие афинского гражданства.
Гетерия - что-то вроде политического клуба.
Дионисии — одно из основных празднеств в Древней Греции. Праздник был посвящен богу Дионису, богу виноделия.
Глава 1
Глава 2
- А вот и он явился! – воскликнул высокий молодой человек с огромным толстогубым ртом и светлыми волосами, которые он отпускал, подражая спартанским воинам, - Расскажи-ка нам, Милон, сколько нынче стоит место борца!
Блэйн покраснел до корней волос, сообразив, что это его в шутку называют именем великого атлета, и не нашёлся, что ответить.
- Слышал, твой отец на днях продал свою броню, - продолжил говорить юноша, - Недёшево же ты обошёлся своей семье.
- Это не так, - пробормотал Блэйн, - Он отдал починить её. Броня очень старая, некоторые из креплений совсем поизносились.
- Вот как он всё объяснил? – рассмеялся в ответ молодой человек, - Небось, когда он лошадь на рынок продавать потащит, тоже заявит, что она поизносилась!
Некоторые мальчики последовали его примеру и тоже начали упражняться в остроумии. Блэйн держался прямо, но не решался сказать что-либо в ответ, боясь, что голос подведёт его.
- Что такое Силен? – за спиной Блэйна появился Вессарион, - Ты решил оставить свою излюбленную лаконичность, чтобы поведать нам, как твои родственники не смогли купить тебе место среди атлетов?
Кто-то из младших учеников нервно рассмеялся. Силен бросил тяжёлый взгляд в ту сторону, откуда раздался смех, и, растягивая слова, произнёс:
- Неужели ты разговариваешь с нами, Вессарион? Я полагал, что единственные, кто удостаиваются твоего внимания, - это метэки и уличные оборванцы.
- Они говорят за пять минут больше дела, чем ты за всю свою многочасовую речь, Силен.
Вошёл учитель, и юноши, напоследок бросив друг на друга неприязненные взоры, расселись по своим местам. Когда ученикам был подан знак играть мелодии для отработки движений пальцев, и комната наполнилась единообразными звуками, Вессарион прошептал:
- Как ты?
- Чувствую себя девицей, которую собираются сосватать, - покачал головой Блэйн, - Туда не ходи, этого не делай, с тем не встречайся… Извинись за меня перед Давидом. Боюсь, он уже думает, что я его избегаю.
- Дело нешуточное, - подтвердил Вессарион, - Он клянётся, что уже забыл, как ты выглядишь. И вскоре, боюсь, я буду говорить также.
Он прекратил играть и посмотрел на Блэйна. Тот сидел теперь на скамье напряженно выпрямившись, глядя куда-то вверх, но продолжал играть, только как будто тише, чем раньше.
- Отец сказал, что мне давно пора выбрать себе учителя, - продолжил Вессарион, поведя плечами, словно его обдало холодом, - Не хотел бы я оставлять тебя в этой змеиной яме одного, но…
Блэйн жестом прервал его.
- Вессарион, спасибо, я справлюсь, - его пальцы неловко скользнули по струнам, и он смущённо улыбнулся. – Выбери шумерского мудреца. Говорят, что он готов преподавать что угодно: от законов логики до танцев с саблями.
- Что же, передам Давиду, что мысли у вас всё ещё одни на двоих, но в его устах это звучало забавнее.
Один из младших учеников, сидевших чуть поодаль на той же скамье, прервал их тихий разговор, попросив Вессариона показать, как настроить лиру. Блэйн воспользовался моментом, чтобы оглядеться по сторонам: обычно юноши одного возраста садились на скамьи, стоящие рядом, но сейчас вокруг Блэйна и Вессариона сидели совсем юные мальчики, которые ещё только-только начинали обучение, в то время как те, что были постарше, расположились в другой части комнаты и, как только преподаватель поворачивался к ним спиной, подталкивали друг друга локтями, со смехом указывая на кого-то в толпе младших учеников. Впрочем, не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, о ком они говорили.
- Тебе стоит попросить отца тоже найти себе учителя, - вернулся к разговору Вессарион, как только закончил давать наставления.
- Он недавно обмолвился, что в моём возрасте юноши ещё не способны вынести что-то полезное из философии, - вздохнул Блэйн и с надеждой в голосе добавил: - Возможно, после игр всё изменится.
- Рад, что ты так считаешь, - осторожно, чтобы Блэйн не понял, сколько сарказма таилось в его словах, ответил Вессарион.
К его облегчению урок вскоре завершился, и вокруг них поднялся такой гомон, что продолжать разговор стало невозможно.
Когда они вышли на улицу, Вессарион вызвался проводить друга до палестры, но пестун Блэйна вплеснул руками в таком смятении и посмотрел на него с таким волнением во взоре, что юноша в удивлении разинул рот.
- Только не это! – вскричал наставник, - Нет-нет! Как вы не понимаете! Ему надо идти на палестру и заниматься. Сейчас же!
- Так мы и пойдём к палестре, - Блэйн раскраснелся и поджал губы.
Пестун недовольно забормотал что-то под нос, но юноша лишь махнул на него рукой и, кивнув Вессариону, направился в сторону портика царя Архонта к старой палестре, где сейчас почти совсем никто не упражнялся. Они шли в молчании, иногда останавливаясь, чтобы взглянуть на работу какого-нибудь горшечника или кузнеца, и когда шипение за их спинами становилось слишком громким, спешили дальше. Наконец Вессарион сказал:
- Твой наставник, кажется, чем-то очень взволнован.
- Отец пригрозил, что продаст его на рудники, если он не будет следить, чтобы я упражнялся как следует, - признался Блэйн, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы друг извинил поведение его пестуна.
- Надеюсь, боги улыбнутся тебе во время соревнований. Мы придём поддержать тебя, - пообещал Вессарион.
Блэйн горячо поблагодарил его.
- Можно подумать, что твоя нимфа отказалась придти! – в шутку заметил его друг.
- Он сказал, что лучше пойдёт жернова ворочать, чем на игры смотреть.
Вессарион вскинул брови:
- Разумный довод. Хоть это всего лишь юношеские игры, давка и жара будет такая, что лучше уж оказаться на месте спартанского мальчика на алтаре Артемиды.
Блэйн улыбнулся немного кисло, но сказал, пытаясь быть справедливым:
- Не думаю, что он многое потеряет. Вряд ли моё выступление можно будет назвать великолепным и ободряющим зрелищем.
Вессарион окинул его внимательным взглядом, и юноша поспешил добавить:
- Ты тоже так думаешь, признайся.
- Я сейчас скорее думаю о том, что ты видишься со своей нимфой гораздо чаще, чем с нами.
- Мать намекнула отцу, что мне неплохо было бы продолжить заниматься бегом, и он согласился, но поставил условие: я должен упражняться вне города, чтобы никто не смел отвлекать меня.
Вессарион бросил взгляд через плечо на мрачное лицо пестуна. Ему стало не по себе.
Он необычайно дорожил своей дружбой с Блэйном, хотя и не испытывал к нему возвышенных чувств, воспеваемых поэтами, а скорее нежную привязанность старшего брата к младшему. В то же время его отец представлялся юноше исключительно неприятным человеком, и впечатление о нём у Вессариона только ухудшалось с каждой новой встречей. В принципе Алексий ничего не сделал, чтобы заслужить такую неприязнь; когда дело касалось учтивости, он вёл себя безукоризненно. Тем не менее, именно безупречность его манер не раз наводила Вессариона на мысль, что за закрытыми дверьми Алексий не раз давал понять, что недоволен друзьями своего сына.
Кроме того Вессариона отталкивало в нём жёсткое обращение с Блэйном. Как старший сын в семье, где имеются две дочери, он привык к тому, что его ошибки родители были менее склонны прощать, чем проступки сестёр, но готовность, с которой Алексий критиковал и клеймил своего сына, возмущала его. Все остальные люди, с которыми ему приходилось сталкиваться, отзывались о его друге самым лучшим образом, и Алексий, видимо, решил, что кому-то надо находиться рядом с ним с ложкой дёгтя. Вессарион, зная, насколько сильно его друг привязан к отцу, с большим трудом мирился с этим, и чем ближе он приближался к возрасту эфеба, тем больше ему хотелось забыть о приличиях и сказать Алексию, что его сын не заслуживал такого к себе отношения.
- Ты не мог бы мне помочь? – прервал его мысли Блэйн, - Это надо положить в дупло древнего дуба у озера.
Он держал в руках полоску пергамента шириной в мизинец, аккуратно свернутую трубочкой. Вессарион не без волнения узнал в свёрнутой ленте письма - скиталу, спартанскую тайнопись.
- Откуда это у тебя?
- Курт показал, - Блэйн сжал письмо в кулаке и украдкой бросил взгляд через плечо на плетущегося позади наставника, - Он сказал, что так спартанцы сообщают друг другу тайные известия. Накручивают пергамент, как этот, или ткань на палочку виток за витком, словно повязку, а потом пишут то, что им надо, вдоль палочки, и если полоску снять, все буквы перемешиваются, и прочесть письмо может лишь тот, у кого есть палочка нужной ширины.
- И она есть у Курта, - понимающе кивнул Вессарион, но не протянул руки к письму, а беспокойно нахмурился и спросил, - Он хорошо к тебе относится?
Блэйн смущённо кивнул, и лицо Вессариона просветлело. Пусть он и считал, что времена, когда боги и полубоги навещали землю давно прошли, юноша как никогда был готов поверить в маленькое чудо.
- А что Деметриус? – с любопытством спросил Вессарион, пряча письмо за пояс.
Блэйн нахмурился, словно бы с трудом понимал, о ком его спрашивают.
- Скорее всего, он придёт на игры, - неуверенный ответ Блэйна застал Вессариона врасплох.
- Разве вы редко видитесь?
- Он приходит на встречи гетерии, но я редко возвращаюсь домой с пробежки к этому времени.
Вессарион заметил, что Блэйн напрягся, будто в ожидании гневной тирады отца, и грустно улыбнулся. Оставшийся путь они прошли, не говоря ни слова.
Тот смущённый кивок не поведал Вессариону и половины того, что на самом деле желал рассказать ему Блэйн, но даже если бы друг спросил его, что кроется за тем безмолвным ответом, он не смог бы сказать ни слова.
Всё, что Блэйн знал, это то, что они с Куртом обменивались старыми секретами, с улыбкой произнося в конце каждого рассказа: «Я никому никогда об этом не рассказывал, кроме тебя», а над их головами сплетались в тесном объятии кроны деревьев, но солнце просачивалось сквозь истончённые летним зноем листья и раскаляло добела прибрежные камни. Казалось, ещё чуть-чуть и всё вокруг вспыхнет ярким пламенем, однако Гелиос ещё не иссушил буйную, высокую зелень на поляне, и Блэйн растирал в ладонях сорванные травинки, пока его пальцы не становились липкими и не пропитывались терпким, свежим ароматом давлёной зелени. Курт смеялся над его ребячеством и прятал ладони за спину, когда Блэйн пытался схватить его за руку. Иногда ему это удавалось, и тогда юноша мог полюбоваться белизной его кожи по сравнению со своей собственной – золотистой. Курт сердился, но не отнимал руки.
У них вошло в привычку сидеть в одном положении: Курт на крупном камне, подбитом склизким зелено-бурым мхом, а Блэйн пристраивался у его ног, прислонясь к нему. Курт ерошил его чёрные кудри и рассказывал различные мифы, связанные с этим местом. Он говорил быстро, словно желая как можно быстрее замолчать, но при этом улыбался так, точно вспоминал нечто приятное, но давно забытое. Вокруг них по траве шелестел прохладный ветерок, и голос нимфы смешивался с ним, начинал восприниматься, как сквозь сон.
- Неужели это озеро и правда вход в царство Аида? – отказывался верить Блэйн. Солнце светило сквозь водную гладь озера, и в этом зелёном сиянии, от которого вода становилась похожей на горный хрусталь, можно было разглядеть все камешки на его дне.
- А как же, - без тени смеха ответил Курт, - Зайдешь в воду по голову, врата и отопрутся.
Блэйн удивленно вскинул голову. В глазах Курта едва различимо, на самой глубине читалась незнакомая, тайная улыбка, значение которой он не мог никак разгадать. Блэйн поёрзал на месте и неожиданно потянулся за лирой, лежавшей у его ног.
Когда в первый раз Курт разрешил ему взять в руки музыкальный инструмент, Блэйн исполнил одну из весёлых песен, услышанную им во время Дионисий. К тому моменту, когда он закончил петь, щёки Курта были пунцовее наливных яблок. Это смутило его, и, не смотря на заверения нимфы, что песнь ему понравилась, больше к лире он не прикасался.
- Я кое-что сочинил. Не хочешь послушать? – Блэйн нервно облизнул губы. Сердце у него так и подскочило, когда Курт задумчиво кивнул головой и сказал:
- Если песнь хорошо написана, я выучу её тоже. И мы сможем петь её вместе, - и лукаво улыбнувшись, повторил, - Если.
Они провели вместе ещё часа два, поочерёдно играя на лире и напевая песни, пока Блэйн не закашлялся в середине военной баллады. Курт вытащил из котомки небольшую бронзовую чашу и поднёс наполнить её к ручью, бесшумно струившемуся между камней в тени кустов.
- Эта вода – чистая, - уверил он своего друга и протянул ему чашу, держа руками снизу.
Блэйн вежливо поблагодарил его, подержал чашу в руках и уже хотел было наклонить её, чтобы сплеснуть немного на землю для богов, как на поверхности воды блеснуло тонкое жёлтое пятно.
- Там что-то есть, - нахмурился Блэйн.
Тёплые тонкие пальцы Курта доверчиво легли поверх его ладоней.
- Это всего лишь соломинка, - с укором молвил Курт и подул, чтобы отогнать её.
Блэйн наблюдал за ним, особенно остро чувствуя его близость, смутный аромат его волос. Вот слегка шевельнулась рука, склонилась вбок голова, дрогнули ресницы, пробежала улыбка, когда Курт поднял голову и посмотрел ему прямо в глаза. Дрожь пробежала по телу Блэйна, он подался вперёд, робко коснулся губами его губ и почти тут же отпрянул, смущённый своей дерзостью. Курт смотрел на него как заворожённый, но его лицо казалось застывшим, лишь подрагивали ресницы и чуть приоткрылись губы, словно бы ему не хватало воздуха. С возрастающим чувством неловкости Блэйн забормотал извинения. Внезапно руки Курта, смирно придерживавшие чашу, взметнулись вверх и обхватили его голову. Страстным, порывистым движением он прильнул к его губам, подавшись вперёд так сильно, что края чаши неприятно впились в их тела, а зубы коснулись зубов. Тёплая волна пронзила тело Блэйна, и он закрыл глаза, безвольно, бездумно поддаваясь чужим властным губам.
- Глупый, - раздался тихий шёпот.
И в следующее мгновение Блэйн уже сидел на берегу озера в одиночестве, до боли прижимая чашу к груди.
Автор: Али ДжиДжи
Бета: Нет, любые указания на ошибки - приветствуются.
Количество слов: в процессе
Рейтинг: PG-15
Предупреждение: AU
Сюжет: Древняя Греция. Блэйн встречает на берегу озера нимфу по имени Курт.
От автора: Прошу прощения за задержку в выкладке, у меня были большие проблемы с компьютером. Больше этого не повторится - оставшиеся главы (их всего 2) будут выложены до конца следующей недели)))
От автора 2: Автор честно попытался изучить матчасть, но подозревает, что у него не очень хорошо это вышло. Так что просьба всем историкам, культурологам и поклонникам Древней Греции воспринимать этот текст как альтернативную вселенную
Примечание: В этой главе: Силен - Сэм, Милон - имя известнейшего борца, шумерский мудрец упомянутый вскользь - мистер Шу (Х))))
В Древней Греции хорошая лошадь стоила больше брони.
Метэки - не имеющие афинского гражданства.
Гетерия - что-то вроде политического клуба.
Дионисии — одно из основных празднеств в Древней Греции. Праздник был посвящен богу Дионису, богу виноделия.
Глава 1
Глава 2
Глава 3
На следующий день после отбора на юношеские игры Блэйн обнаружил, что все ученики, собравшиеся на урок музыки, смеются, подталкивают друг друга локтями и говорят о ком-то по имени Милон:- А вот и он явился! – воскликнул высокий молодой человек с огромным толстогубым ртом и светлыми волосами, которые он отпускал, подражая спартанским воинам, - Расскажи-ка нам, Милон, сколько нынче стоит место борца!
Блэйн покраснел до корней волос, сообразив, что это его в шутку называют именем великого атлета, и не нашёлся, что ответить.
- Слышал, твой отец на днях продал свою броню, - продолжил говорить юноша, - Недёшево же ты обошёлся своей семье.
- Это не так, - пробормотал Блэйн, - Он отдал починить её. Броня очень старая, некоторые из креплений совсем поизносились.
- Вот как он всё объяснил? – рассмеялся в ответ молодой человек, - Небось, когда он лошадь на рынок продавать потащит, тоже заявит, что она поизносилась!
Некоторые мальчики последовали его примеру и тоже начали упражняться в остроумии. Блэйн держался прямо, но не решался сказать что-либо в ответ, боясь, что голос подведёт его.
- Что такое Силен? – за спиной Блэйна появился Вессарион, - Ты решил оставить свою излюбленную лаконичность, чтобы поведать нам, как твои родственники не смогли купить тебе место среди атлетов?
Кто-то из младших учеников нервно рассмеялся. Силен бросил тяжёлый взгляд в ту сторону, откуда раздался смех, и, растягивая слова, произнёс:
- Неужели ты разговариваешь с нами, Вессарион? Я полагал, что единственные, кто удостаиваются твоего внимания, - это метэки и уличные оборванцы.
- Они говорят за пять минут больше дела, чем ты за всю свою многочасовую речь, Силен.
Вошёл учитель, и юноши, напоследок бросив друг на друга неприязненные взоры, расселись по своим местам. Когда ученикам был подан знак играть мелодии для отработки движений пальцев, и комната наполнилась единообразными звуками, Вессарион прошептал:
- Как ты?
- Чувствую себя девицей, которую собираются сосватать, - покачал головой Блэйн, - Туда не ходи, этого не делай, с тем не встречайся… Извинись за меня перед Давидом. Боюсь, он уже думает, что я его избегаю.
- Дело нешуточное, - подтвердил Вессарион, - Он клянётся, что уже забыл, как ты выглядишь. И вскоре, боюсь, я буду говорить также.
Он прекратил играть и посмотрел на Блэйна. Тот сидел теперь на скамье напряженно выпрямившись, глядя куда-то вверх, но продолжал играть, только как будто тише, чем раньше.
- Отец сказал, что мне давно пора выбрать себе учителя, - продолжил Вессарион, поведя плечами, словно его обдало холодом, - Не хотел бы я оставлять тебя в этой змеиной яме одного, но…
Блэйн жестом прервал его.
- Вессарион, спасибо, я справлюсь, - его пальцы неловко скользнули по струнам, и он смущённо улыбнулся. – Выбери шумерского мудреца. Говорят, что он готов преподавать что угодно: от законов логики до танцев с саблями.
- Что же, передам Давиду, что мысли у вас всё ещё одни на двоих, но в его устах это звучало забавнее.
Один из младших учеников, сидевших чуть поодаль на той же скамье, прервал их тихий разговор, попросив Вессариона показать, как настроить лиру. Блэйн воспользовался моментом, чтобы оглядеться по сторонам: обычно юноши одного возраста садились на скамьи, стоящие рядом, но сейчас вокруг Блэйна и Вессариона сидели совсем юные мальчики, которые ещё только-только начинали обучение, в то время как те, что были постарше, расположились в другой части комнаты и, как только преподаватель поворачивался к ним спиной, подталкивали друг друга локтями, со смехом указывая на кого-то в толпе младших учеников. Впрочем, не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, о ком они говорили.
- Тебе стоит попросить отца тоже найти себе учителя, - вернулся к разговору Вессарион, как только закончил давать наставления.
- Он недавно обмолвился, что в моём возрасте юноши ещё не способны вынести что-то полезное из философии, - вздохнул Блэйн и с надеждой в голосе добавил: - Возможно, после игр всё изменится.
- Рад, что ты так считаешь, - осторожно, чтобы Блэйн не понял, сколько сарказма таилось в его словах, ответил Вессарион.
К его облегчению урок вскоре завершился, и вокруг них поднялся такой гомон, что продолжать разговор стало невозможно.
Когда они вышли на улицу, Вессарион вызвался проводить друга до палестры, но пестун Блэйна вплеснул руками в таком смятении и посмотрел на него с таким волнением во взоре, что юноша в удивлении разинул рот.
- Только не это! – вскричал наставник, - Нет-нет! Как вы не понимаете! Ему надо идти на палестру и заниматься. Сейчас же!
- Так мы и пойдём к палестре, - Блэйн раскраснелся и поджал губы.
Пестун недовольно забормотал что-то под нос, но юноша лишь махнул на него рукой и, кивнув Вессариону, направился в сторону портика царя Архонта к старой палестре, где сейчас почти совсем никто не упражнялся. Они шли в молчании, иногда останавливаясь, чтобы взглянуть на работу какого-нибудь горшечника или кузнеца, и когда шипение за их спинами становилось слишком громким, спешили дальше. Наконец Вессарион сказал:
- Твой наставник, кажется, чем-то очень взволнован.
- Отец пригрозил, что продаст его на рудники, если он не будет следить, чтобы я упражнялся как следует, - признался Блэйн, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы друг извинил поведение его пестуна.
- Надеюсь, боги улыбнутся тебе во время соревнований. Мы придём поддержать тебя, - пообещал Вессарион.
Блэйн горячо поблагодарил его.
- Можно подумать, что твоя нимфа отказалась придти! – в шутку заметил его друг.
- Он сказал, что лучше пойдёт жернова ворочать, чем на игры смотреть.
Вессарион вскинул брови:
- Разумный довод. Хоть это всего лишь юношеские игры, давка и жара будет такая, что лучше уж оказаться на месте спартанского мальчика на алтаре Артемиды.
Блэйн улыбнулся немного кисло, но сказал, пытаясь быть справедливым:
- Не думаю, что он многое потеряет. Вряд ли моё выступление можно будет назвать великолепным и ободряющим зрелищем.
Вессарион окинул его внимательным взглядом, и юноша поспешил добавить:
- Ты тоже так думаешь, признайся.
- Я сейчас скорее думаю о том, что ты видишься со своей нимфой гораздо чаще, чем с нами.
- Мать намекнула отцу, что мне неплохо было бы продолжить заниматься бегом, и он согласился, но поставил условие: я должен упражняться вне города, чтобы никто не смел отвлекать меня.
Вессарион бросил взгляд через плечо на мрачное лицо пестуна. Ему стало не по себе.
Он необычайно дорожил своей дружбой с Блэйном, хотя и не испытывал к нему возвышенных чувств, воспеваемых поэтами, а скорее нежную привязанность старшего брата к младшему. В то же время его отец представлялся юноше исключительно неприятным человеком, и впечатление о нём у Вессариона только ухудшалось с каждой новой встречей. В принципе Алексий ничего не сделал, чтобы заслужить такую неприязнь; когда дело касалось учтивости, он вёл себя безукоризненно. Тем не менее, именно безупречность его манер не раз наводила Вессариона на мысль, что за закрытыми дверьми Алексий не раз давал понять, что недоволен друзьями своего сына.
Кроме того Вессариона отталкивало в нём жёсткое обращение с Блэйном. Как старший сын в семье, где имеются две дочери, он привык к тому, что его ошибки родители были менее склонны прощать, чем проступки сестёр, но готовность, с которой Алексий критиковал и клеймил своего сына, возмущала его. Все остальные люди, с которыми ему приходилось сталкиваться, отзывались о его друге самым лучшим образом, и Алексий, видимо, решил, что кому-то надо находиться рядом с ним с ложкой дёгтя. Вессарион, зная, насколько сильно его друг привязан к отцу, с большим трудом мирился с этим, и чем ближе он приближался к возрасту эфеба, тем больше ему хотелось забыть о приличиях и сказать Алексию, что его сын не заслуживал такого к себе отношения.
- Ты не мог бы мне помочь? – прервал его мысли Блэйн, - Это надо положить в дупло древнего дуба у озера.
Он держал в руках полоску пергамента шириной в мизинец, аккуратно свернутую трубочкой. Вессарион не без волнения узнал в свёрнутой ленте письма - скиталу, спартанскую тайнопись.
- Откуда это у тебя?
- Курт показал, - Блэйн сжал письмо в кулаке и украдкой бросил взгляд через плечо на плетущегося позади наставника, - Он сказал, что так спартанцы сообщают друг другу тайные известия. Накручивают пергамент, как этот, или ткань на палочку виток за витком, словно повязку, а потом пишут то, что им надо, вдоль палочки, и если полоску снять, все буквы перемешиваются, и прочесть письмо может лишь тот, у кого есть палочка нужной ширины.
- И она есть у Курта, - понимающе кивнул Вессарион, но не протянул руки к письму, а беспокойно нахмурился и спросил, - Он хорошо к тебе относится?
Блэйн смущённо кивнул, и лицо Вессариона просветлело. Пусть он и считал, что времена, когда боги и полубоги навещали землю давно прошли, юноша как никогда был готов поверить в маленькое чудо.
- А что Деметриус? – с любопытством спросил Вессарион, пряча письмо за пояс.
Блэйн нахмурился, словно бы с трудом понимал, о ком его спрашивают.
- Скорее всего, он придёт на игры, - неуверенный ответ Блэйна застал Вессариона врасплох.
- Разве вы редко видитесь?
- Он приходит на встречи гетерии, но я редко возвращаюсь домой с пробежки к этому времени.
Вессарион заметил, что Блэйн напрягся, будто в ожидании гневной тирады отца, и грустно улыбнулся. Оставшийся путь они прошли, не говоря ни слова.
Тот смущённый кивок не поведал Вессариону и половины того, что на самом деле желал рассказать ему Блэйн, но даже если бы друг спросил его, что кроется за тем безмолвным ответом, он не смог бы сказать ни слова.
Всё, что Блэйн знал, это то, что они с Куртом обменивались старыми секретами, с улыбкой произнося в конце каждого рассказа: «Я никому никогда об этом не рассказывал, кроме тебя», а над их головами сплетались в тесном объятии кроны деревьев, но солнце просачивалось сквозь истончённые летним зноем листья и раскаляло добела прибрежные камни. Казалось, ещё чуть-чуть и всё вокруг вспыхнет ярким пламенем, однако Гелиос ещё не иссушил буйную, высокую зелень на поляне, и Блэйн растирал в ладонях сорванные травинки, пока его пальцы не становились липкими и не пропитывались терпким, свежим ароматом давлёной зелени. Курт смеялся над его ребячеством и прятал ладони за спину, когда Блэйн пытался схватить его за руку. Иногда ему это удавалось, и тогда юноша мог полюбоваться белизной его кожи по сравнению со своей собственной – золотистой. Курт сердился, но не отнимал руки.
У них вошло в привычку сидеть в одном положении: Курт на крупном камне, подбитом склизким зелено-бурым мхом, а Блэйн пристраивался у его ног, прислонясь к нему. Курт ерошил его чёрные кудри и рассказывал различные мифы, связанные с этим местом. Он говорил быстро, словно желая как можно быстрее замолчать, но при этом улыбался так, точно вспоминал нечто приятное, но давно забытое. Вокруг них по траве шелестел прохладный ветерок, и голос нимфы смешивался с ним, начинал восприниматься, как сквозь сон.
- Неужели это озеро и правда вход в царство Аида? – отказывался верить Блэйн. Солнце светило сквозь водную гладь озера, и в этом зелёном сиянии, от которого вода становилась похожей на горный хрусталь, можно было разглядеть все камешки на его дне.
- А как же, - без тени смеха ответил Курт, - Зайдешь в воду по голову, врата и отопрутся.
Блэйн удивленно вскинул голову. В глазах Курта едва различимо, на самой глубине читалась незнакомая, тайная улыбка, значение которой он не мог никак разгадать. Блэйн поёрзал на месте и неожиданно потянулся за лирой, лежавшей у его ног.
Когда в первый раз Курт разрешил ему взять в руки музыкальный инструмент, Блэйн исполнил одну из весёлых песен, услышанную им во время Дионисий. К тому моменту, когда он закончил петь, щёки Курта были пунцовее наливных яблок. Это смутило его, и, не смотря на заверения нимфы, что песнь ему понравилась, больше к лире он не прикасался.
- Я кое-что сочинил. Не хочешь послушать? – Блэйн нервно облизнул губы. Сердце у него так и подскочило, когда Курт задумчиво кивнул головой и сказал:
- Если песнь хорошо написана, я выучу её тоже. И мы сможем петь её вместе, - и лукаво улыбнувшись, повторил, - Если.
Они провели вместе ещё часа два, поочерёдно играя на лире и напевая песни, пока Блэйн не закашлялся в середине военной баллады. Курт вытащил из котомки небольшую бронзовую чашу и поднёс наполнить её к ручью, бесшумно струившемуся между камней в тени кустов.
- Эта вода – чистая, - уверил он своего друга и протянул ему чашу, держа руками снизу.
Блэйн вежливо поблагодарил его, подержал чашу в руках и уже хотел было наклонить её, чтобы сплеснуть немного на землю для богов, как на поверхности воды блеснуло тонкое жёлтое пятно.
- Там что-то есть, - нахмурился Блэйн.
Тёплые тонкие пальцы Курта доверчиво легли поверх его ладоней.
- Это всего лишь соломинка, - с укором молвил Курт и подул, чтобы отогнать её.
Блэйн наблюдал за ним, особенно остро чувствуя его близость, смутный аромат его волос. Вот слегка шевельнулась рука, склонилась вбок голова, дрогнули ресницы, пробежала улыбка, когда Курт поднял голову и посмотрел ему прямо в глаза. Дрожь пробежала по телу Блэйна, он подался вперёд, робко коснулся губами его губ и почти тут же отпрянул, смущённый своей дерзостью. Курт смотрел на него как заворожённый, но его лицо казалось застывшим, лишь подрагивали ресницы и чуть приоткрылись губы, словно бы ему не хватало воздуха. С возрастающим чувством неловкости Блэйн забормотал извинения. Внезапно руки Курта, смирно придерживавшие чашу, взметнулись вверх и обхватили его голову. Страстным, порывистым движением он прильнул к его губам, подавшись вперёд так сильно, что края чаши неприятно впились в их тела, а зубы коснулись зубов. Тёплая волна пронзила тело Блэйна, и он закрыл глаза, безвольно, бездумно поддаваясь чужим властным губам.
- Глупый, - раздался тихий шёпот.
И в следующее мгновение Блэйн уже сидел на берегу озера в одиночестве, до боли прижимая чашу к груди.
@темы: Фанфики: миди, PG-13
-
-
26.08.2011 в 00:16Я так счастлив. Я так долго ждал и дождался этой прекрасности!
*мультиэкстаз*
Боже, как у тебя чудно получается передать атмосферу *__* Я и мечтать о таком не могла)
-
-
26.08.2011 в 00:16Автор, не пропадайте, это замечательный фик
-
-
26.08.2011 в 00:28Это не я,
он сам пришёл, компьютер барахлит. Сейчас пока я на ноуте дела пойдут лучше, обещаю)Боже, как у тебя чудно получается передать атмосферу *__* Я и мечтать о таком не могла)
Ой, спасибо большое. Очень рада слышать подобное *___*
Pelerine Не пропаду как минимум до конца следующей недели Х))) Спасибо, что читаете))
-
-
26.08.2011 в 06:49*прочитать позже*
-
-
26.08.2011 в 09:37-
-
26.08.2011 в 12:25